URL: https://ezhonline.ru/articles/stories/ordenonosets-pyetr-andreevich-put-ot-lipetska-do-perekopa_5426.html?ysclid=lv4vajy47y255559801 (дата обращения 14.02.2024).
Беседа с ветераном Великой Отечественной Войны, орденоносцем Петром Андреевичем Лебедевым из с. Талицкий Чамлык.
- Пётр Андреевич, расскажите, где, как и когда начался Ваш боевой путь?
- Сам я с 1925-го, а потому на момент её начала мне было лишь 16 лет. Тогда работал я так же, как и все, – то в поле, то дома по хозяйству, чем мог подсобить. А война для меня началась в 1943-м году. Как сейчас помню: 17-го апреля нас собрали - 36 человек с Талицкого - и повезли в Добринку, а оттуда – в Саратовскую область, в город Пугачёв, что на берегу Иргив-реки. Там определили меня в учебный полк, где проходили мы обучение ровно полгода. Нас делили там на отделения по два человека.
- А чему Вас обучали? Наверное, обращаться с оружием?
- У нас на весь взвод (а это порядка 30-ти человек) одна винтовка-то всего настоящая выдана! Кому сегодня дали изучать – тот её и разбирает, смазывать и чистить приучается. Обыкновенно выходили мы на поляну возле Иргива, садились кругом где-нибудь на траве. Тот, у кого винтовка, в центре, а остальные его обступят да смотрят, чтобы без дела не сидеть, как какие детали вынимаются и куда их обратно на место вставить надо. Вот так и учились!
Винтовку каждый день выдавали новому солдату – все должны были в руках её подержать. А те, чья очередь ещё не подошла, ходили с деревяшками. С ними и маршировать учились в «учебке», и обращаться, как с оружием.
- И после «учебки» Вас, Пётр Андреевич, послали на фронт?
- Как говорил я, пробыли мы там 6 месяцев. 17 сентября снова собрали всех, посадили в поезд и эшелоном отправили. Ехали долго, всё в теплушках: вагоны были узкие, тесные, дощатые. Осень, казалось бы, только началась, а уже прохладно было – дождик моросил, сквозь щели в вагоне ветер продувал. А на теплушку только одна печка-буржуйка выделена. Так и ехали, в шинели закутавшись да дрова подбрасывая.
Я думал тогда, что повезут нас через Добринку, через родные края. А командование южнее отправило - на Украинский фронт, где и встретил я первый свой бой. Было это в городе Мелитополе. А оттуда пошли ещё южнее. Попал в итоге я на четвёртый Украинский, где командующий был генерал Толбухин, который освобождал Крым от засевших там немцев. Надвигались мы пехотой со стороны Перекопа, а с Керчи к нам шла на соединение Приморская армия: противники наши как бы в кольце оказались: ни по суше им не уйти, ни морской стороной не уплыть. Но оттого они стали только злее.
◦ Пётр Андреевич, да ведь это - Севастопольское направление! Там же были сконцентрированы самые крупные силы немецкой артиллерии!
◦ Очень трудно было там. Обстрелы много бед принесли. Иногда случалось, били по несколько часов кряду, когда мы закрепиться пытались. И до того долго это продолжалось, что привыкать начинаешь к ним так, что постепенно уж и не понять: то ли снаряды закончились, то ли просто пообвыкся и не различаешь воя их. А единичные залпы и вовсе каждый день бывали.
Но тогда уже «Катюша» в армии была, а потому и полегче стало нам, пехотинцам. Чуть где начинали стрелять – «Катюша» туда подъедет, сама залп даст. Но тут же отъезжает, чтобы позицию сменить и незамеченной остаться. Если решат немцы с уже другой точки вдарить по расчету тому, то не смогут – не поймут, куда целиться. А со стороны обстрелянных уж более не слышно никого, ведь когда снаряд падает, он-то не просто взрывается, а вокруг всё выжигает дотла. И до того система хорошей получилась, что командование боялось, как бы немцы секрета снаряда не выяснили.
- Пётр Андреевич, расскажите, с какими условиями Вам приходилось сталкиваться на фронте?
- Когда «Катюша» появилась, то наступали мы спешно, позиции меняли быстро, а потому обжиться иногда не успевали. А до этого некоторые участки приходилось долго отбивать, из-за чего со снабжением были большие проблемы. И всё время мы находились под артобстрелом, в окопах, холодной зимой, когда и пищу неоткуда было достать. Помню, кормили мёрзлой картошкой, а иногда просто перловкой. Шесть месяцев мы находились без крыши над головой: была такая длинная земляная траншея, я в этой траншее, чтоб не заморозить ноги, себе отельный закуток выкопал и спал в нём, в шинель закутавшись.
- Пётр Андреевич, как мы слышали, Ваш боевой путь был довольно длинным: за тот неполный год, что Вы находились на фронте, довелось быть и в пехоте, и разведке служить, и связистом...
- Да, пока прошёл я путь от Липецка до Перекопа, многое пришлось пережить: и рядовым был, и при штабе связным – в звании рядовой, а уже связной! Редко такое случалось! А что до разведки – в неё мы ходили, можно сказать, простыми бойцами: без курсов, без подготовки обходились. Но отбирали там всегда людей строго: чтобы без травм был, особенно на ноги, чтобы лёгкие были в порядке – много бегать приходилось. Но прежде всего, смотрели, курит ли человек: среди разведчиков только некурящих можно было увидеть.
А всё отчего? Курящего человека легко можно вычислить по запаху. Сам ты к табаку привыкаешь, если куришь, а потому и не заметишь ничего, а вот некурящий тебя легко может носом «увидеть» даже на расстоянии!
- А какое задание для Вас стало самым запоминающемся?
- Заданий, то есть куда и зачем мы шли, никто не знал, кроме одного нашего старшего, по званию он был сержант. Ему цель сообщал командир, и тогда уже мы начинали выдвигаться: идём и делаем, что нам сержант скажет. На тот момент мы уже в Крыму были, под Перекопом возле солёных озёр Сиваши. И там я стал связистом в штабе, что находился у нас в километрах двух от линии фронта, где каждый день шли бои. Раз на нейтральной зоне у нас дозор был. Необходимо узнать, что там происходит. Ну и посылают туда – пришел, а связь оборвана из-за снаряда: тот взорвался и кабель перебил. Я обратно в штаб – докладывать, что с группой. Пришёл, сказал: «Так, мол, и так», - меня оставили в траншее, где тогда командование находилось, а потом и благодарность объявили.
- Пётр Андреевич, у Вас есть боевые награды, в том числе и орден Красной Звезды. Не могли бы рассказать, какие именно у Вас ордена?
- Награждён я орденом Отечественной войны второй степени – его мне дали за службу в роли связиста. А ещё – орденом Красной звезды. Им меня наградили в 1943-ем. Ещё есть нагрудный знак «Гвардия». Я же в гвардии служил. В общем, путь мой был длинный и закончился он в Перекопе.
- В Перекопе? Там же, где проходила Ваша служба связистом?
- Да. Везде горы крутые, на западе – Чёрное море, а на востоке – те самые солёные озёра Сиваши. Мы их когда увидели, очень удивились: они все розовые, даже местами красные. Никогда не поверишь, что это такая же вода, только солёная-солёная - местами соль пластами лежала. Впереди нас Турецкий или Перекопский вал был, где когда-то сражались наши с турками. Вал этот был хитро сделан: говорят, можно было его в случае чего затопить, пустив воду. Так немцы и сделали, чтоб мы в Перекоп не прошли. Кто в воду попадёт, переплыть решив, того подстрелят. И даже если в ногу попадут, всё равно под воду уйдешь – сила требовалась огромная, чтоб просто воду переплыть с боевой раскладкой.
И вот в 1944-ом, через месяц после того, как наступление на этот вал уже закончилось, меня и двух сослуживцев направили в разведку. Задача поставлена - добыть «языка». Мы поползли вперёд, в сторону врага через широкую полосу. Нужно было преодолеть нейтральную зону шириной эдак метров в 800. Главное, не нарваться на мины и себя не обнаружить. Почти в полной темноте мы пробирались вперёд вслед за сапёром, который делал коридор. До цели оставалось совсем немного, когда немцы выпустили ракету: стало вокруг светло, как днём. Нас обнаружили. В дзоте залаяли пулемёты…
У меня документ остался, в котором всё и записано. И по этому документу меня направили в госпиталь, что находился в Ростове. А потом меня выписали и в колхоз направили: ранение серьёзное было – половину ноги, почитай, осколком порезало, обратно на фронт уж идти нельзя было. Тогда уже лет девятнадцать исполнилось. Вот так и посмотри: с Липецка сначала Мелитополь, потом в Крым, в Ростов, а там и обратно приехал.
- И как сложилась Ваша жизнь после ранения?
- Работал в колхозе трактористом. Потом ещё в поле. А там и по хозяйственной части пошёл…
Как-то раз вызвал меня к себе работник райсобеса и говорит: «Ты – молодой. Поедешь на счетовода учиться в Воронеж?» - бухгалтером по-нынешнему. Я и отвечаю: «Поеду!» Пришёл домой, а отец спрашивает у меня, что в райсобесе сказали. Ну я и ему и рассказал, что поеду учится в Воронеж. А отец: «Ага, от Пашки, - старшего брата моего, который в Среднюю Азию уехал, - слуха нет. От Андрюшки нет слуха, от Алёшки нет слуха, и ты от нас последний уезжаешь? Нет, никуда ты не поедешь». Ну я и остался здесь, и по сей день живу в этом колхозе, на этом самом месте…
А как мы избу строили? У нас же до этого маленькая была, саманная (из глины и соломы), в два окошка всего. Вот всё, что сейчас увидеть здесь можно: рукомойник, диван, комната даже вторая, - всё отсутствовало. Вот видишь: потолок какой деревянный? Каждое брёвнышко опилено, разделено на несколько частей. Я у отца спрашивал, когда мы избу начали новую строить: «А почему целое бревно-то не положить – крепче же будет?» А он мне вопросом на вопрос: «А чем топить станем?» Вот так и выбирали – то ли дом достроить, то ли печь растопить.
Согревались лишь печкой одной. Да «коптёрка» ещё у нас была: пузырек, туда керосин заливали, фитилёк поджигали, и она хоть немного светила. Одну бутылки керосина на неделю мы покупали и экономить старались: такое время тогда было. Да и строить тут же приходилось – ведь это всё сам грузил, отцу помогал. А в 54-ом году построили мы эту избу – уже времени, казалось бы, вон сколько прошло, а всё равно трудно приходилось. Так и жили.
